В моем «Живом журнале» постоянно идут споры по самым разным вопросам — в том числе и экономическим. В частности, сейчас — в разгар Второй Великой депрессии — то и дело обсуждается вопрос о взаимосвязях сегментов рынка: товаров, услуг, финансов.
Связать их зачастую довольно сложно. Прежде всего ввиду громадных различий в их размахе. Например, в США сейчас сфера услуг, по официальным данным, втрое превосходит сферу производства товаров. Причем, по статистике, едва ли не половину услуг составляет юридическая деятельность, заведомо не создающая ничего нового, а только обеспечивающая перераспределение уже созданного. Конечно, это объясняется прежде всего громадными расценками оплаты труда юристов, а они, в свою очередь, связаны с жесткими корпоративными ограничениями, породившими фактическую монополию этой отрасли. Но важно и то, что по мере передачи за рубеж все большей части материального производства США в стране снижается число людей, напрямую — на собственном опыте — чувствующих соотношение оплаты своего труда и цены его результатов.
Впрочем, все товары и услуги — даже самые непомерно дорогие — в США меркнут на фоне сумм, постоянно обращающихся на рынке ценных бумаг. Общая биржевая оценка этих бумаг уже на несколько порядков — то есть в тысячи раз! — превосходит суммарную цену товаров и услуг, потребляемых не то что в США, а во всем мире. Правда, именно поэтому невозможно в одночасье обратить все их в деньги: нечем будет отоварить. Более того, значительная доля ценных бумаг выпускается как раз с условием недопустимости их перепродажи — вообще или в течение некоторого срока. Скажем, многие фирмы выдают своим работникам часть зарплаты в виде опционов — права покупки своих акций по их биржевой цене на день выдачи, но только через какое-то довольно значительное время. Это выгодно, пока акции растут: купишь по старой цене, а перепродашь по новой — причем налог с этой разницы в большинстве стран чисто символический. Но что делать, когда рынок падает?
Сверхвысокая суммарная цена биржевых бумаг обусловлена тем, что основная их масса — производные, то есть обеспеченные не возможной выручкой от продажи реальных товаров и услуг, а ценой других бумаг (так, вышеупомянутый опцион можно перепродать за сумму, связанную с ожидаемым изменением курса бумаги, которая приобретается при его предъявлении). Производные наслаиваются друг на друга, образуя классическую пирамиду.
Но в ее основе — бумаги, опирающиеся на реальную деятельность, результаты которой востребованы конечными потребителями. Деньги, доступные потребителям, не бесконечны. Потому ограничены и суммарная цена этих бумаг, и цена каждого следующего «слоя». Биржевая торговля ими сводится к перекачке денег от одних к другим. До эмитентов первичных акций эти деньги не доходят. Поэтому по ходу рассмотрения в моем ЖЖ самого понятия кризиса некто с ником wondermakerua спросил: «Как может сказываться на работе предприятия нежелание покупать акции той или иной организации? Если продукция пользуется спросом, то все эти биржевые котировки неважны — они нужны только тем, кто хочет продать или купить само предприятие». Но по иронии судьбы тремя минутами ранее некто grutar в том же обсуждении отметил: «Суть в том, что часто для повышения доходности бизнеса оборотный капитал заемный. В связи с этим во время финансового кризиса цена обеспечения займа падает. Как только проходит пороговый уровень — заимодавец забирает обеспечение себе. Обычно обеспечением выступает наиболее ликвидное имущество. И не думайте, что средства производства от одного перейдут к другому хозяйствующему субъекту, но производство не прекратится, а лишь прервется на время. Так у нас из района в Китай уехала итальянская линия по производству промышленной керамики».
Более того, займы куда чаще берутся для обновления основного капитала: наращивать товарооборот можно и постепенно, по мере накопления собственных средств, а на замену станков или покупку новых помещений нужны единовременно значительные деньги. Досрочно вернуть их куда сложнее, чем вложенные в оборот: распродать товарный запас можно быстро (хоть и с убытком), а продажа оборудования означает закрытие (как в вышеприведенном примере).
Акции могут упасть не только вследствие ухудшения ваших собственных перспектив, но и от колебания конъюнктуры за тридевять земель. В ходе нынешней депрессии мы уже не раз наблюдали отток с развивающихся рынков из‑за экономических проблем в Северной Америке и Западной Европе: инвесторы вынимали деньги отовсюду, чтобы заткнуть домашние прорехи.
Итак, кредитоваться на падающем рынке рискованно. Но и без кредита риск немногим меньше: отберет конкурент, использующий заемные деньги, долю рынка — и другие от сокращения своих оборотов могут разориться еще до того, как очередное биржевое колебание вынудит банк изъять его залог.
Правда, обеспечением кредита могут послужить не только акции, но и само имущество: его цена обычно колеблется куда меньше. Однако банки охотнее берут в залог акции: их сбыть с рук проще, да и определить цену закладываемого имущества зачастую не всякий эксперт сможет.
В таких условиях неплохо работает исламская схема финансового сотрудничества. Основатель иудейской религии Моше Левин (мы произносим его имя с греческим акцентом: Моисей) запретил кредитовать в рост. Со временем иудаизм и выросшее на его почве христианство нашли оправдания нарушению этого запрета. Но созданный на основе этих религий ислам куда строже соблюдает правила, установленные основателем. Поэтому мусульмане оформляют кредит как вхождение кредитора в бизнес должника. Платой по кредиту служит соответствующая доля прибыли. Риск же от убытков делится между обоими совладельцами. Это, впрочем, не повышает ставку кредитования по сравнению с обычными схемами: там риск невозврата кредита все равно приходится компенсировать все тем же ростом ставки.
Исламские банки обычно не ограничиваются оформлением на себя доли кредитуемого бизнеса, они помогают его развитию. Например, нанимают бизнес-консультантов и специалистов разного профиля, которые предоставляют компании свои услуги. Такие специалисты часто работают в режиме разделения времени между несколькими должниками, что экономит затраты.
На европейской почве исламский формат кредитования начал прорастать еще до кризиса — по мере проникновения иммигрантов и денег из мусульманских стран. Сейчас интерес к нему заметно возрос именно вследствие роста рискованности привычных схем кредита под залог.
Классическое кредитование под залог создает риск, связанный с колебаниями общей конъюнктуры рынка. Защитить от них может замена залога долевым участием кредитора в бизнесе должника.
В Российской Федерации доступ к кредитам ныне куда сложнее, чем в Западной Европе, не говоря уж о Северной Америке, — вследствие, мягко говоря, слишком осторожной политики Центрального банка и экономического блока правительства. Тем целесообразнее внедрять кредитование через долевое вхождение банков в бизнес. Самостоятельность деловых людей при этом страдает ничуть не больше, чем при классическом кредите. Банк вряд ли сможет всерьез отслеживать мелкие подробности положения дел каждого своего партнера, коммерческую тайну он будет блюсти в собственных же интересах, а предоставлять банку дополнительную отчетность все же куда спокойнее, чем следить за колебаниями рыночной конъюнктуры, меняющими цену залога.
Конечно, не всякий банк захочет отойти от привычной формы деятельности. Но стоит кому-то испробовать новый путь и убедиться в его выгодности — за ним тут же следует большинство. Особенно на падающем рынке, где не так уж много доступных способов понизить риск.
Самый надежный путь развития — на свои собственные заработки. Увы, он же и самый медленный. В условиях жесткой конкуренции (а падение рынка резко ее обостряет) это почти так же рискованно, как безудержное заимствование в надежде на будущие успехи. Долевое участие кредитора в делах должника совмещает значительную часть выгод обоих форматов развития — в кредит и на свои деньги. Изучить и использовать опыт исламского кредита стоит независимо от его религиозной мотивировки. Хватает и вполне светских, чисто экономических доводов. В частности — рискованности кредита под залог.
Начать дискуссию