Отечественная пластическая хирургия как рынок вроде бы не без заслуг: Россия стабильно входит в Топ-15 стран мира по числу хирургов и проводимых операций. Однако, в отличие от большинства соседей по рейтингу, она не представляет ни малейшего интереса для медицинского туризма из других стран. Что не так?
Пластическая истерия катится по свету, женщины перестали скрывать свои отношения со скальпелем. Причем даже религиозные запреты утрачивают силу: восточные красавицы и под паранджой хотят носить идеальный нос. Индустрия красоты плотно «подсела на нож», что создает отличные условия для развития бизнеса пластической хирургии, география которого постоянно меняется. Если несколько десятилетий назад флагманом в деле «кройки и шитья» лица и тела считался Новый Свет, а за ним шла Европа, то сегодня за титул «пластической Мекки» борются Китай, Южная Корея, Таиланд, Иордания, Саудовская Аравия и Ливан. Когда речь заходит о месте России на мировом рынке пластики, профессионалы отрасли из года в год дружно рапортуют о росте качества услуг, интереса потребителей и все большем признании наших хирургов на международном уровне, но… российская пластическая хирургия по-прежнему остается «продуктом» исключительно для внутреннего потребления.
Дружба народов со скальпелем
География международного медицинского туризма весьма разнообразна. Япония славится манипуляциями со стволовыми клетками. Бразилия специализируется на ягодицах. Америка, слывущая бессменным мировым лидером пластической хирургии, в реальности, как считают профессионалы, лидирует по объему рынка, ведению статистики и послеоперационным наблюдениям. За 2013 год, по данным Американского общества эстетической пластической хирургии, в США провели 1,8 млн операций общей стоимостью в $7 млрд.
Европейской пластической хирургии в этом году 200 лет: первую пластику — коррекцию носа с использованием лоскута кожи со лба — сделал английский хирург Джозеф Карлю. Сегодня в Старом Свете оперируются в Германии, Швейцарии, Турции, Испании, Италии, Франции, Великобритании, Греции и Голландии. Цены в среднем в 1,5–2 раза выше российских, а пластика в США обойдется россиянину в 2–2,5 раза дороже, чем дома: на Западе в стоимость операций заложены страховка и юридическое сопровождение. Плюс турист покрывает транспортные расходы, проживание в клинике или гостинице, реабилитацию и услуги переводчика. Американцы и европейцы считают, что пластика не может быть дешевой, потому что это сложный и ответственный процесс.
На Востоке ситуация иная: пластическая хирургия по доступности — товар массового спроса. В азиатских странах, где ранее существовал запрет, сегодня — пластический бум; уровень цен — ниже западных в десятки раз и значительно привлекательнее российских. Например, коррекция носа в клинике в китайском городе Далянь стоит $3-4 тыс., тогда как в России, в зависимости от сложности, 20-330 тыс. рублей. За китайское качество поручиться никто не может, так как статистика не ведется. Дешевизна влечет за собой риски, которые, тем не менее, не останавливают ни своих, ни приезжих; сами китайцы часто дарят близким подарочные сертификаты на операцию. В Таиланде безопасность также неоднозначна, зато цены на порядок ниже европейских. К тому же у страны существует свой уникальный «продукт» — операции по смене пола. Считается, что в Азии есть хорошие специалисты, но из-за сложной экономической ситуации условия их работы примитивны: на операции часто присутствуют лишь хирург и анестезиолог, а после нее пациента отправляют не в стационар, а в гостиничный номер.
Южная Корея вырвалась в регионе вперед по медицинскому туризму в целом, и наши соотечественники составляют заметную долю иностранных пациентов. Корейцев принято считать лидерами региона по соотношению цены, качества и быстроты. Та же ринопластика — одна из самых востребованных пластических операций — может стоить в Сеуле $3–4 тыс. Однако важно помнить, что у всех свои представления о красоте: основной запрос у азиатов — на европейские глаза и носы, в то время как европейцы стремятся «свести» нос на нет. Так что руки хирургов в разных районах мира «набиты» на разное.
Ливан — мекка эстетической хирургии на арабском Востоке. Тяга к хирургическим вмешательствам у местных женщин напоминает наркозависимость: пластику предлагают на каждом шагу. С момента снятия запрета в 2000-м объемы рынка растут, в том числе и благодаря тому, что 40% пациентов, по подсчетам европейцев, приезжают из-за границы, а за год в целом проводится около 1,5 млн операций. Ливан торгует турами на пластику, а своим женщинам выдает кредиты «на красоту». Ливанские цены бьют не только Европу, но и Азию: новый нос здесь можно получить по цене от $100 до $2 тыс., а увеличить грудь — за $3 тыс. По объему рынка пластики на Ближнем Востоке Иордания и Саудовская Аравия не отстают от Ливана, а сирийский Дамаск до войны был пластическим раем.
В Израиле пластическая хирургия считается хорошо развитой и специализируется на двух направлениях: эстетика и исправление посттравматических и врожденных дефектов. Услуги хирургов недешевы, но качество привлекает, а потому поток идет не только с постсоветского пространства, но и из США и Европы, где операции не в пример дороже. В Израиле, как и в западных странах, развито страхование ответственности врача. Страховка может исчисляться миллионами долларов (ее сумма зависит от опытности специалиста) и позволяет в случае неудачи выплатить пациенту компенсацию.
Секрет успеха популярных в мире национальных центров пластиковой хирургии заключается не только в наличии умелых хирургов. Восток преимущественно берет низкими ценами на операции. Запад — хорошей проработкой юридических, страховых и статистических аспектов этого бизнеса
В Южной Америке, как и на Востоке, красота поставлена на поток: бразильянки, например, активно увеличивают грудь и корректируют ягодицы — необходимый арсенал для карнавалов. Цены в Бразилии почти в три раза ниже, чем в США. Еще одна латиноамериканская точка роста пластики — Венесуэла.
Все вышеупомянутые регионы, естественно, принимают российских туристов. Как России конкурировать на этом фоне? В чем может быть наша специализация?
Пластичность рынка
Со статистикой в нашей стране откровенно плохо, хотя российской пластической хирургии уже больше 70 лет. Единой федеральной базы нет: данные в лучшем случае собираются на уровне отдельных клиник, да и то для нужд собственного учета. «Сколько в стране сделано операций — узнать невозможно. Я уже давно призываю сообщество начать считать», — говорит пластический хирург Таир Алиев, член совета Российского общества пластических, реконструктивных и эстетических хирургов (РОПРЭХ), руководитель центра «Клиника Века».
Пока же приходится вылавливать разрозненные цифры, брать личную статистику врачей и пользоваться данными международных и национальных организаций. Первые данные по количеству пластических операций, которые проводятся в мире, опубликовало ISAPS в 2009 году: 30 млн в год. С тех пор в этом рейтинге Россия «кочевала» между 10-м и 14-м местами. Все клиники — и в Москве, и в регионах — отмечают интенсивный рост популярности эстетической хирургии, но основной процент операций дает, конечно, столица. По оценкам отраслевого журнала Vademecum, в прошлом году в стране насчитывалось 550–600 клиник и отделений эстетической хирургии, которые в среднем проводили по 200 хирургических операций в год.
Среди причин обращения к пластическому хирургу сегодня лидирует эстетика, оставляя далеко позади травмы, врожденные дефекты и последствия онкологических заболеваний. Например, в маммопластике, по словам Таира Алиева, недовольных своей внешностью пациенток около 70%, по медицинским показаниям обращаются примерно 20%, оставшиеся 10% — пограничные ситуации. А к ринопласту и владельцу клиники Владиславу Григорянцу попадает 99,9% тех, кому просто не нравится собственный нос. Соотношение женщин и мужчин среди пациентов, по оценкам специалистов, 80 к 20.
Казалось бы, есть все предпосылки к тому, чтобы качественно удовлетворить внутренний спрос, а также привлечь европейских и американских пациентов. Чем не «русская мечта» — из аморфной территории, сидящей на «нефтяной игле», превратиться в государство, уверенно держащее в руках хотя бы скальпель? К сожалению, не все так просто из-за неурегулированности рынка. Когда речь заходит о гарантиях, страховках и необходимости отвечать за результат, пациент нередко оказывается на топкой почве. И это тоже тенденция, хоть и не столь очевидная, так как на несовершенное законодательство жалуются только пострадавшие пациенты и их адвокаты. Добавьте сюда еще весьма вольное ценообразование, не всегда безосновательные сомнения в квалификации российских хирургов — и вы получите ответ на вопрос, почему сами россияне продолжают менять внешность за границей и «привозить» новую грудь из Парижа.
По острию ножа
К ценообразованию у каждого врача во всем мире подход авторский. Многое зависит от имени хирурга и суммы, вложенной в его пиар. Не последнюю роль играет оборудование и происхождение имплантов. Например, пластика груди в Голливуде может стоить $200 тыс., а в Москве можно найти как за 190 тыс. рублей (плюс импланты по цене от 30 тыс. за пару), так и за миллион. Сами хирурги утверждают, что технология маммопластики хорошо отработана и все опытные специалисты делают ее примерно одинаково. Так что переплата идет за статус клиники и врача. К слову сказать, на этом рынке так сильна конкуренция (а часто — и взаимное недоброжелательство), что в ходу черный пиар, призванный снижать популярность и доходы конкурента.
Пластическая хирургия — столь специфическая область, что регалии врача и клиники вовсе не гарантируют стопроцентного результата. Это манипуляции, связанные с риском, и опять же не только в России; человеческий организм — механизм сложный: как он отзовется на вмешательство, не всегда знает даже самый опытный специалист. Если хирург дорожит своей репутацией, он предупредит о рисках и о возможности последующей коррекции, если же во главе угла заработок, исход может быть любым. «Я от своих пациенток часто слышу, — отмечает Таир Алиев (РОПРЭХ), — что никто им ни о каких рисках не рассказывал: об осложнениях, о статистике (ее ведь вроде официально нет). Так ты хоть свою расскажи! Но преимущественно все молчат». Форму «информированного согласия», в которой положено указывать все потенциальные риски, пациенту зачастую дают на подпись, не оставив времени на прочтение: «В некоторых не только российских, но и зарубежных клиниках — прямо перед операцией, — говорит эксперт. — А что ты подписал, одному богу известно». Такое согласие — еще один камень преткновения на пути заграничного туриста: в большинстве российских клиник переводных вариантов нет. В одном из крупных, энергично рекламирующихся московских центров мне подтвердили, что работают с иностранцами. Но добавили: «Все документы вы переводите сами. И приходите со своим переводчиком».
Статистики по смертности и осложнениям в результате пластических операций в масштабах страны нет точно так же, как и других официальных цифр по отрасли. Александр Саверский, президент «Лиги защитников пациентов», член Экспертного совета при правительстве РФ, ведет свой личный счет по базе исков, проходивших непосредственно через его руки. Говорит, что, помимо классических споров в духе «Я хотела совсем другой нос», есть и уголовные дела по факту смерти пациента: «Если за последние пять лет у нас есть пять уголовных дел, я считаю, что это много, потому что это летальные исходы — последствия липосакции, как правило». «При липосакции действительно есть риск жировой эмболии — закупорки кровеносных сосудов каплями жира, — комментирует Владислав Григорянц. — И хирург ничего не сможет сделать: это осложнение, в определенных случаях приводящее к смерти. Пациента об этом предупреждают».
Справедливости ради надо отметить, что в медицине в целом смертность и осложнения нередки и неуникальны. Вполне возможно, пластические хирурги недалеки от истины, утверждая, что пластика — объект столь пристального внимания из-за высоких цен, большой доли пиара, неудачных «звездных» историй и страха, связанного с непониманием. Тем не менее юристы, ведущие иски по пластике, обозначают и другие проблемы: нет порядка и объективной информации, что небезопасно для здоровья пациента, а если что-то случилось — очень сложно доказать вину врача. Принцип работы с иском такой: если возникли осложнения, сначала лечиться, а потом судиться. Если осложнения остались, подается иск — в соответствии с законом «О защите прав потребителей»: он распространяется на пользователя платной медицины. По словам Александра Саверского, уголовные дела возбуждают неохотно, и ярких приговоров нет: «Посадок не было, но приговор «2 года условно с правом лишения практики на 3 года» был. Лишить навсегда невозможно, через три года врач опять имеет право практиковать». Иностранец же в случае неудачи может судиться и в России, и у себя дома, говорит Саверский, так как на него распространяется юрисдикция его страны: «Представляете, какой кошмар для наших? К ним приехал американец, они здесь нашкодили, и он подал иск в США миллионов на пять долларов! Риск при лечении иностранного гражданина весьма серьезен».
Результат на лице
Споры о том, где лучше готовить врача, чьи руки и голову пациент покупает для манипуляций со своей внешностью, идут давно. Сама специальность «пластический хирург» в России стала самостоятельной только в 2009 году. Несмотря на это, говорит Таир Алиев, обучение все еще идет по старой схеме — полгода переподготовки на пластического хирурга при наличии базовой специальности. С 2015 года появится первичное обучение непосредственно на пластического хирурга — с нуля, а переподготовка будет возможна только в рамках двухлетней ординатуры. Сам Алиев считает, что обучить за два года всей пластической хирургии невозможно. «Врач будет заниматься всем — и это самое страшное, — говорит он. — Уже есть факты, когда человек получил документы, начинает делать очень сложное лицо — и получает осложнение. Кто за это ответствен? Считаю, что система: она дала ему документ, и он этим пользуется».
Еще один взгляд на российский рынок — от стороннего наблюдателя. «В стране есть прекрасные врачи, — говорит Гай Гинтарас Дворкин, руководитель израильской компании «Фортис Технолоджис» (занимается поставкой биологических тканей для пластической медицины). — Но методики, инструменты, медицинские изделия, знания — это не про Россию. Новые технологии приходят спустя 5–10 лет после того, как появились в США, Европе, Израиле. 95% врачей не владеют английским. И основные мировые конгрессы, насколько я знаю, тоже проходят не в России». Такая репутация — не говоря уже о содержании оценки — тоже причина отсутствия потока медицинских туристов.
К вопросу о реноме: пластическая хирургия заражена общероссийской болезнью — неумением общаться. Конечно, есть в отрасли и отличные профессионалы, и потомственные интеллигенты, и грамотные бизнесмены, понимающие, насколько важна эффективная коммуникация. Но есть также стойкое ощущение, что они скорее штучный товар. Из десятка клиник, которые я обзвонила, только в трех администраторы и помощники хирурга общались так, что хотелось продолжить с ними разговор. Вложения в рекламу — логичный ход, но они не окупают репутационного ущерба, наносимого отсутствием клиентоориентированности у компании. Удивление и негодование, наверное, здесь неуместны: чего можно требовать от нации, из которой почти век выбивали тягу к предпринимательству? Формула успеха в нашем случае сложна: качество + культура + ответственность. И только потом пиар и реклама на мировом рынке.
Начать дискуссию