В этом споре рассматривалось право финансового управляющего запрашивать информацию об имуществе детей должника.
Направляя спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции, ВС указал, что лицо, с которым у должника имеются доверительные отношения и которому формально принадлежит имущество должника, является мнимым собственником (п. 1 ст. 170 ГК).
Тем самым действительный собственник (должник) получает возможность владения, пользования и распоряжения имуществом без угрозы обращения на него взыскания по долгам со стороны кредиторов.
В другом деле (постановление АС Северо-Западного округа от 09.03.2023 № Ф07-22212/2022 по делу № А56-6324/2018 — о банкротстве гражданина Касалицы В.В.) финансовый управляющий пошел дальше и попросил предоставить сведения не только о сыне и дочери должника, но и о матери дочери должника (не являвшейся, судя по всему, его супругой); матери, мачехе и отце должника; матери и отце супруги должника.
Суды первой и апелляционной инстанций отказали в удовлетворении требований, а АС Северо-Западного округа направил спор на новое рассмотрение, указав (со ссылкой на дело Рассветова С.А.) на то, что требования о предоставлении сведений об имуществе, принадлежащем родственникам разной степени родства, а не только первой (детям и родителям), подлежат удовлетворению при наличии даже минимальных сомнений в фиктивном оформлении на них имущества несостоятельного родственника.
В данном случае финансовый управляющий сослался на то, что должник получил дивиденды в крупном размере за несколько лет до возбуждения дела о банкротстве, а у управляющего отсутствовали сведения, на что эти денежные средства были потрачены.
Ранее в практике, как правило, считалось, что финансовый управляющий не должен заниматься выявлением имущества иных родственников должника, кроме супруги, на которую может быть зарегистрировано находящее в общей совместной собственности с должником имущество.
В качестве примера можно привести постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 05.03.2020 № Ф04-7845/2020, в котором указано следующее: «Поскольку должник в зарегистрированном браке не состоит, мероприятия по выявлению совместно нажитого имущества финансовым управляющим обоснованно не проводились. При этом, как указал Конституционный Суд Российской Федерации в Определении от 17.05.1995 № 26-О, правовое регулирование брачных отношений в Российской Федерации осуществляется только государством; в настоящее время закон не признает незарегистрированный брак и не считает браком сожительство мужчины и женщины, оно не порождает правовых последствий».
Причем, если в деле о банкротстве Рассветова С.А. рассматривался вопрос о предоставлении сведений Управлением Федеральной службы государственной регистрации, кадастра и картографии о наличии прав на недвижимое имущество, то в деле Касалицы В.В. управляющий добился направления судом запроса о предоставлении помимо сведений о недвижимом имуществе копий регистрационных дел в отношении этого имущества, сведений обо всех открытых и закрытых банковских счетах, об участии (управлении) в обществах, копий регистрационных дел этих обществ из налоговой инспекции и др. (определении Арбитражного суда г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 27.03.2023 по делу № А56-6324/2018/истр).
Сомнения судов нижестоящих инстанций, как правило, вызывало то, что строго формально абз. 7 п. 1 ст. 20.3 закона о банкротстве разрешает арбитражному управляющему запрашивать сведения о должнике, принадлежащем ему имуществе, его обязательствах и контрагентах.
Речь о родственниках должника в ней, конечно, не идет. Однако если говорить о том, что мнимый собственник, строго говоря, вообще не собственник, то истребуемые у суда сведения относятся к информации об имуществе самого должника, являющегося действительным собственником имущества, «записанного» на подставное лицо. Это касается и денежных средств (применительно к ходатайству с требованием запросить сведения о движении денежных средств по счетам родственников).
Логично, что минимальные доказательства того, что может иметь место фиктивное оформление имущества на подставных лиц, должны быть предоставлены. Автоматически удовлетворять такие ходатайства было бы неверно.
Как минимум имеет смысл принимать определения об истребовании доказательств с вызовом сторон (что, к сожалению, не всегда так) или обязывать управляющего обращаться предварительно к соответствующим лицам, которые предполагаются мнимыми держателями активов, чтобы они давали свои объяснения относительно подозрений финансового управляющего. Затем эти объяснения (как и их отсутствие) должны оцениваться судом.
Уже после дела Рассветова С.А. Арбитражный суд г. Москвы и Девятый арбитражный апелляционный суд отказали финансовому управляющему в истребовании в отношении бывшей супруги должника Репницына Я.В. из ФНС и Управления Федеральной службы государственной регистрации, кадастра и картографии сведений о банковских счетах и недвижимом имуществе.
Суды сослались на то, что управляющий мог бы самостоятельно получить это сведения у бывшей супруги должника. Однако бывшая супруга возражала против предоставления сведений, на что и обратил внимание ВС, отменяя судебные акты и направляя спор на новое рассмотрение (определение судебной коллегии по экономическим спорам ВС от 19.12.2022 № 305-ЭС22-9834 по делу Репницына Я.В).
Это как раз тот случай, когда суд должен был оценить, насколько обоснован отказ супруги предоставлять эти сведения и какие аргументы управляющего свидетельствуют о том, что бывшая супруга может являться мнимым собственником.
В деле Репницына Я.В. финансовый управляющий указывал, что должник перечислял бывшей супруге денежные средства и переоформил на нее ликвидное имущество, что было подтверждено судебными актами по другим обособленным спорам и вызывало сомнениями относительно добросовестности поведения бывших супругов.
Однако в определении ВС указано, что финансовый управляющий не смог обосновать продолжительность периода испрашиваемых сведений, что также важно (определением Арбитражного суда г. Москвы от 13.04.2023 по делу № А40–180412/19-187-202 «Б»).
Если с получением сведений о мнимых собственниках все более или менее понятно (истребования таких данных можно добиться при предоставлении суду управляющим хотя бы минимальных доказательств и доводов, свидетельствующих о возможности оформления на связанных с должником лиц имущества), то что делать после получения этой информации?
Интересно, что, называя собственника мнимым, ВС ссылается на п. 1 ст. 170 ГК, предусматривающий ничтожность сделки, совершенной лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия.
Но какая сделка лежит в основании формального получения видимости права собственности мнимым собственником и есть ли тут вообще сделка, которую можно оспорить?
Не повторяя рассуждения коллег о том, какой иск в различных ситуациях может быть заявлен в целях возврата актива, оформленного на мнимого собственника, в конкурсную массу, рассмотрим, как развивается судебная практика с ноября 2021 года после дела Рассветова С.А. Ее не так много, но определенная картина уже начинает вырисовываться.
В постановлении Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 28.02.2023 по делу № А43-33026/2018 рассмотрена следующая ситуация.
Финансовый управляющий оспаривал договор купли-продажи земельного участка площадью более 200 кв. метров между матерью должника, которой на момент заключения сделки было 80 лет, и продавцом.
От имени покупателя (то есть матери должника) по доверенности действовал ее сын, в отношении которого через 4,5 месяца после заключения договора было возбуждено дело о банкротстве. В рамках этого дела сделка и оспаривалась.
В качестве обоснования для признания сделки недействительной суд рассматривал п. 2 ст. 170 ГК, в соответствии с которым притворная сделка, совершенная с целью прикрыть другую сделку, в том числе сделку на иных условиях, с иным субъектным составом, ничтожна.
Суды первой и апелляционной инстанции отказали в признании сделки недействительной, сославшись на то, что, согласно налоговой декларации, накануне сделки мать должника получила доход, который позволил ей приобрести земельные участки, при этом воля сторон сделки была направлена именно на переход права собственности к покупателю, а не к ее сыну, который действовал от ее имени по доверенности.
Однако суд кассационной инстанции направил дело на новое рассмотрение, указав, что в деле о банкротстве ранее уже был установлен вывод имущества должником на свою мать, а полученный последней доход, который отражается в налоговой декларации, является доходом от продажи имущества, также переданного ей должником.
Не обсуждая вероятный исход спора при новом рассмотрении и фактические обстоятельства дела, отметим, что применение п. 2 ст. 170 ГК в подобных случаях оправдано, поскольку последствием заключения притворной сделки является применение к сделке, которую стороны действительно имели в виду, с учетом ее существа и содержания относящихся к ней правил.
То есть, если сделка между продавцом и матерью должника прикрывает сделку с иным субъектным составом, а именно между продавцом и самим должником, то должны применяться относящиеся к данной сделке правила — право собственности на земельные участки должно перейти к должнику и поступить в его конкурсную массу.
Не помешало суду кассационной инстанции направить дело на новое рассмотрение со ссылкой на п. 2 ст. 170 ГК и то обстоятельство, что продавец не был связан с должником и не знал о том, с какой целью стороной сделки выступает мать должника (по крайней мере, из судебного акта не следует, что суд установил обратное).
Это может быть препятствием к применению п. 2 ст. 170 ГК, так как, согласно п. 87 постановления Пленума ВС от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», намерения одного участника совершить притворную сделку для применения указанной нормы недостаточно. Однако аналогичные возражения можно выдвинуть при оспаривании сделки по ст. 10 и 168 ГК, п. 1 ст. 170 ГК, равно как и п. 2 ст. 61.2 закона о банкротстве.
В постановлении Десятого арбитражного апелляционного суда от 02.03.2022 № 10АП-2027/2022 по делу № А41-42394/202111 суд признал недействительной сделкой договор купли-продажи доли в уставном капитале компании, заключенный между мнимым собственником и должником, обязав мнимого собственника возвратить в конкурсную массу должника приобретенное им за счет должника имущество.
В данном споре также не уделяется внимания тому, был ли продавец доли добросовестным и знал ли он о цели приобретения компании мнимым собственником.
В постановлении Седьмого арбитражного апелляционного суда от 11.10.2021 № 07АП-6155/2021(1) по делу № А27-2432/201812 суд указал непосредственно в резолютивной части судебного акта, что признает «ничтожными (притворными по субъектному составу)» договоры купли-продажи, заключенные двумя юридическими лицами и дочерью должника, и предписывает считать данные договоры заключенными между указанными юридическими лицами и самим должником.
Тем же судебным актом признаны недействительными «по правилам оспаривания сделок в деле о банкротстве» договоры купли-продажи, по которым имущество было в дальнейшем отчуждено дочерью должника, являвшейся мнимым собственником, в пользу приобретателей, не признанных добросовестными. Имущество вернулось в конкурсную массу.
Данные дела — хороший пример ситуаций, когда основания недействительности сделок выходят за рамки оснований, предусмотренных законодательством о банкротстве, в частности п. 2 ст. 61 закона о банкротстве (сделка в целях причинения имущественного вреда кредиторам).
По крайней мере, такой вывод можно сделать из того, что воля должника и мнимого собственника при заключении сделки, по которой приобретается актив, направлена на сокрытие реальной сделки, в соответствии с которой собственником актива становится должник.
В основании приобретения видимости права собственности мнимым собственником, как правило, лежит договор купли-продажи (как в приведенных выше примерах).
Более сложным случаем является ситуация, когда за деньги должника имущество создается (например, строится дом). Тогда притворной сделкой будет приобретение материалов, заключение договора на создание объекта и т.д. Стороной таких сделок также в реальности является должник, а не мнимый собственник.
Конечно, в результате заключения притворной сделки кредиторам должника причиняется вред. Однако, поскольку «конечная цель толкования договора заключается в установлении судом истинной воли сторон», первичным в рассматриваемых случаях все же является направленность воли должника и мнимого собственника на сокрытие сделки по приобретению должником актива.
Более того, норма п. 2 ст. 170 ГК позволяет применить последствия недействительности, которые приведут к защите прав кредиторов.
Если же применить последствия недействительности, предусмотренные ст. 167 ГК, то цель оспаривания сделки не будет достигнута, а охраняемый законом интерес не будет защищен — в результате двусторонней реституции спорное имущество вернется к продавцу, а не к должнику.
Иные последствия предусмотрены п. 2 ст. 170 ГК: сделка между продавцом и мнимым собственником является притворной, а прикрываемой сделкой будет сделка между продавцом и должником.
Применяя к прикрываемой сделке относящиеся к ней правила, суд обязывает мнимого собственника передать имущество реальному собственнику (должнику). Так имущество оказывается в конкурсной массе.
При этом не только неверно, но и недопустимо говорить о том, что сделка недействительна сразу по нескольким основаниям. Напомним, что высшие судебные инстанции неоднократно высказывались о том, что нельзя признавать недействительными сделки одновременно в соответствии с нормами законодательства о банкротстве (ст. 61.2 закона о банкротстве) и нормами ГК (ст. 10 и 168 ГК, ст. 170 ГК) — см., например, постановление Президиума ВАС от 17.06.2014 № 10044/11, определения Судебной коллегии по экономическим спорам ВС от 24.10.2017 № 305-ЭС17-4886 (1), от 31.08.2017 № 305-ЭС17-4886, от 17.12.2018 № 309-ЭС18-14765, от 06.03.2019 № 305-ЭС18-22069, от 09.03.2021 № 307-ЭС19-20020 (8,10) и др.
Тем не менее до сих пор суды продолжают ссылаться сразу на несколько оснований недействительности, в том числе в спорах о возврате имущества от мнимого собственника должнику.
В качестве примера можно привести постановление Арбитражного суда Московского округа от 29.11.2022 по делу № А40-9544/2017, в котором была рассмотрена ситуация совершения сделки в целях передачи имущества мнимому собственнику и сокрытия актива от кредиторов.
Окружной суд на втором круге рассмотрения оставил без изменения определение суда первой инстанции, которым было признано право собственности должника на здание, и одновременно с этим суд признал недействительным договор купли-продажи акций компании, являвшейся собственником этого здания.
Суд установил, что должник «являлся собственником спорного объекта через офшорную корпоративную структуру». Как указано в постановлении Арбитражного суда Московского округа от 29.11.2022 по делу № А40-9544/2017, компания, принадлежавшая должнику, приобрела 100% акций иностранного юридического лица, являвшегося собственником здания, у физического лица с обратной продажей этих же акций тому же физическому лицу через четыре года по той же цене.
«Комплексное рассмотрение упомянутых фактов», по мнению суда, «свидетельствует о необычном характере последовательности сделок», тогда как участники спорных гражданских правоотношений не смогли раскрыть реальные экономические мотивы совершения обратной продажи актива.
Суды сочли, что иностранная компания, акции которой продавались, была номинальным собственником здания (п. 1 ст. 170 ГК), тогда как реальным собственником являлся должник, он был и стороной оспариваемых сделок, целью совершения которых было переоформление здания в пользу номинального владельца.
Обстоятельства спора позволяют применить п. 2 ст. 61.2 закона о банкротстве, поскольку суд признал аффилированность сторон сделки и имелись иные факты, на которые указано в норме о сделках, совершенных в целях причинения имущественного вреда кредиторам. Соответственно не требуется обращение к общим нормам ГК.
То есть обратная продажа за 10 месяцев до возбуждения дела о банкротстве (определение Арбитражного суда г. Москвы от 24.01.2017 по делу № А40-9544/17-88-18 «Ф») и спустя 4 года после приобретения компанией, входящей в структуру активов должника, 100% акций компании, владеющей зданием, совершена с целью причинить вред кредитором путем сокрытия от них актива. Но тогда последствием недействительности была бы двусторонняя реституция, в результате которой компании, подконтрольной должнику, в собственность вернулся бы актив.
В этом случае права кредиторов были бы защищены, хотя в конкурсную массу вошла бы доля участия в компании, а не само здание. Однако суд в обоснование недействительности обратной продажи акций сослался не только на п. 2 ст. 61.2 закона о банкротства, но и на п. 1 ст. 170 ГК (мнимые сделки) и ст. 10 ГК (злоупотребление правом). Это прямо противоречит приведенным выше позициям ВС и Высшего Арбитражного Суда.
Но что еще более странно, суд кассационной инстанции оставил в силе решение суда первой инстанции о признании права собственности должника на здание.
В этом помогла ссылка на п. 1 ст. 170 ГК и на то, что реальным собственником актива является должник, а не его компания.
Суд первой инстанции объяснил это тем, что иностранная компания являлась «корпоративной упаковкой» для здания и была ликвидирована в процессе рассмотрения спора, а оспариваемая сделка (обратная продажа акций) совершалась между должником (а не его компанией) и покупателем (ранее продавшим акции).
Соответственно признание права собственности должника на здание суд первой инстанции обосновал тем, что помимо применения п. 2 ст. 61.2 закона о банкротстве возможно применение ст. 10, 168 и п. 1 ст. 170 ГК.
Не совсем понятно, почему при установлении таких обстоятельств суд не применил норму о притворных сделках (п. 2 ст. 170 ГК), поскольку тогда имущество было бы возвращено в собственность должника в качестве последствий недействительности и не было бы необходимости прибегать к спорному и не до конца обоснованному решению о признании права собственности.
То есть обратная продажа компанией должника доли участия в компании, являющейся собственником здания, покупателю прикрывает договор купли-продажи самого здания между должником и покупателем. В свою очередь, обратная продажа здания между должником и покупателем уже недействительна, согласно п. 2 ст. 61.2 закона о банкротстве, поэтому ее последствием является возвращение актива должнику.
Более простой пример рассмотрен в постановлении Арбитражного суда Северо-Западного округа от 05.12.2022 по делу № А56-70089/202019. На основании ст. 10 и 168 ГК был признан недействительным договор дарения между должником и его сыном, заключенный за 5 лет до возбуждения дела о банкротстве, но при наличии задолженности, которая впоследствии была включена в реестр требований кредиторов.
Суд не прислушался к возражениям должника о том, что основания сделки, указанные финансовым управляющим, не выходят за пределы оснований, предусмотренных законодательством о банкротстве.
Кроме того, когда должник отчуждает актив в пользу родственника, норма о притворных сделках не могла быть применима, так как стороной сделки является сам должник. Все-таки в данном случае речь идет о п. 2 ст. 61.2 закона о банкротстве. Но суды, чувствуя несправедливость отказа в признании сделки недействительно по формальной причине выхода ее за пределы периода подозрительности, ссылаются на общие нормы ГК.
На наш взгляд, это не совсем верно. Такое поведение скорее должно повлечь отказ в применении правил об освобождении от дальнейшего исполнения обязательств.
Как видно из приведенных примеров, после дела Рассветова С.А. начинает более активно складываться практика оспаривания сделок, на основании которых мнимые собственники становятся держателями активов, в реальности принадлежащих должникам-банкротам.
При этом наиболее распространенным и, по мнению автора статьи, наиболее подходящим обоснованием таких исков к мнимым собственникам является ссылка на притворность сделок, по которым приобретаются активы (п. 2 ст. 170 ГК).
И хотя применение нормы о притворных сделках не лишено недостатков и имеются вопросы, на которые пока нет ответов в практике (в частности, правильно ли игнорировать ситуацию, когда отчуждатель актива является независимым лицом и не осведомлен о том, что имущество оформляется на мнимого собственника), все же данное основание недействительности, как правило, охватывает обстоятельства совершения сделок по приобретению активов мнимым собственником, учитывает истинную волю сторон и позволяет признать реальным собственником должника, что влечет включение актива в конкурсную массу.
Кроме того, в этом случае управляющий может оспаривать сделки, выходящие за трехлетний период подозрительности (п. 2 ст. 61.2 закона о банкротстве).
Это также важно, поскольку зачастую многие стараются не оформлять на себя имущество, чтобы заранее предотвратить риски обращения на него взыскания, даже если перспективы банкротства еще нет.
Начать дискуссию