Первые снова станут первыми

Кризис неожиданно дал поводы для гордости банкам, которые в «жирные годы» ничего не делали. А наказал самых агрессивных и продвинутых игроков. Но это временно.

В Евангелии от Луки есть сильнейшая сцена, в которой Иисус объясняет, что врата царства небесного узки и пройти через них смогут не все. «Когда хозяин дома встанет и затворит двери, тогда вы, стоя вне, станете стучать в двери и говорить: Господи! Господи! отвори нам; но Он скажет вам в ответ: не знаю вас, откуда вы. Тогда станете говорить: мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты. Но Он скажет: говорю вам: не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня все делатели неправды, — пророчил Христос. — И вот, есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними».

Рискуя высказаться кощунственно — но вовсе не имея такого намерения — скажу очевидное: для банков, вернее для их частных акционеров, наступил похожий момент. Двери банковского рая, того, в котором доступно дешевое государственное и внешнее финансирование, захлопнулись. Кредиторы, от госбанков до арабских шейхов, говорят: не знаем вас. И слышится скрежет зубовный.

Многие из первых перемещаются в последние. А у последних появляется шанс выбиться в первые.

Как выглядит сейчас идеальный банк? Он не обременен большими постоянными расходами, то есть, в первую очередь, многочисленным и дорогим персоналом, а также сетью розничных отделений. У него нет ни большого ипотечного портфеля, который невозможно секьюритизировать, ни рискованного портфеля потребительских кредитов, который по мере того, как заемщики теряют работу, грозит превратить банк в большое коллекторское агентство. Основные активы — это недлинные кредиты надежным средним компаниям, у которых мало долгов, а бизнес не очень подвержен кризису — каким-нибудь производителям недорогих продуктов питания.

Никакая часть пассивов нашего идеального банка не привлечена под залог ценных бумаг или недвижимости. Прекрасно, если достойное место среди пассивов занимают вклады частных лиц, привлеченные под невысокие ставки, а вкладчики банку доверяют и никуда не бегут.

Есть, конечно, банки, близкие к этому идеалу. Но они отнюдь не самые крупные. Доходит до смешного. Одна российская финансовая группа в конце прошлого года купила маленький банк в Украине — практически только лицензию: три десятка сотрудников, всего один офис, несколько малоизвестных, но надежных клиентов. Место в третьей сотне украинского банковского рэнкинга. Москвичи капитализировали свое приобретение, укрепили менеджмент и почти уже приняли стратегию развития, предполагавшую довольно быструю географическую экспансию и, в числе прочего, ипотечный проект. Грянул кризис, и выяснилось, что банчок чувствует себя намного лучше соседей — именно потому, что не успел начать никаких проектов. У него все прекрасно с достаточностью капитала, нет головной боли из-за проблемных кредитов — и есть то, чего нет почти ни у кого ни в Украине, ни в России: свободный кэш. А значит, и выбор, куда его пристроить под хорошие ставки. Материнской структуре такая роскошь и не снилась — хоть кредитуйся у «дочки».

Проблемы — у вчерашних лидеров. «Ренессанс Кредиту» приходится резко тормозить потребительское кредитование, «Русскому Стандарту» понижают рейтинги, ипотечные программы свернуты почти везде, ставки по частным вкладам растут даже в банках, которым недавно было достаточно держать их на чуть более высоком уровне, чем у Сбербанка.

Еще в начале года обширная розничная сеть была козырным тузом на переговорах с инвесторами. Они зачастую даже не интересовались данными о рентабельности каждой конкретной точки, предполагая, что с развитием рынка прибыльным сможет стать каждый офис — главное, чтобы были хорошие продукты. Обсуждался только выигрыш во времени, которое понадобится на захват рыночной доли. Теперь стоимость закрытия нерентабельных отделений — или отделений, только что ставших нерентабельными из-за сокращения продуктовых предложений — ложится тяжким грузом на и без того поникшие плечи самых агрессивных игроков.

Еще недавно эти агрессоры покупали мощные скоринговые системы — кредитные конвейеры — и нанимали редких, а потому астрономически дорогих специалистов, способных строить модели для этих систем. Сейчас системы тоже можно настроить так, чтобы минимизировать риск: например, отказывать в кредитах коллегам-банкирам, которые могут в любой момент лишиться работы. С другой стороны, плата за такой риск-менеджмент перестает окупать себя — лучше бы банк вообще не начинал работать с населением, кажется теперь некоторым финансистам. «Я давно говорил коллегам, что не нужно туда лезть, — злорадствует топ-менеджер крупного холдинга, включающего в себя одного из лидеров экспресс-кредитования. — А они упорствовали до последнего, раздавали деньги и теперь не соберут».

Что уж говорить о всяческих модных штучках вроде интернет- и мобильного банкинга. Кажется, только вчера банкиры похвалялись друг перед другом достижениями в области финансовой гаджетологии, которые должны были облегчить жизнь клиентов и снизить издержки самих банков при работе с большой клиентской базой. Теперь большая клиентская база (если только речь идет не о смирных вкладчиках, которые не читают газет) это скорее беда, чем победа. Тем за большим числом нерадивых заемщиков придется гоняться. Служба безопасности вдруг приобрела более важное значение почти для каждого банка, чем еще недавно жировавшие на многомиллионных бюджетах IT-подразделения.

Правильно ли поступали банки, строившие современные IT-системы и расширявшие географическое присутствие в темпе блицкрига? В конечном счете, я уверен, да. Все потери, которые приходится нести из-за этого сейчас, окупятся, когда экономический цикл пройдет нижнюю точку и можно будет быстро восстановить временно свернутые направления бизнеса. Рынок вернулся в начало 2000-х, а ведь все помнят, какие семимильные шаги были сделаны с тех пор. Теперь, если удастся сохранить созданную инфраструктуру, прибыли на новом витке роста будут только выше.

Это только кажется, что выиграли самые осторожные или, скажет кто-то, самые дремучие. Такие победы могут быть только временными. Рано или поздно наступает момент, когда последние по продвинутости снова становятся последними. А первые — первыми.